Урок МХК. Учитель:

— Назовите, каких вы знаете великих живописцев?

...

— Ну же?

Кто-то неохотно:

— Леонардо Да Винчи.

Учитель:

— Правильно! Ну а ещё?

Класс «просекает фишку»:

— Донателло!.. Рафаэль!.. Микеланджело!

Ехидный голос с задней парты:

— Учитель Сплинтер!

Типичная сцена из типичной школьной жизни

В популярной кинокомедии «О чём говорят мужчины» есть эпизод, где главные герои — стереотипичные мужчины за 40 (по крайней мере в представлении авторов) — обсуждают современное искусство. Разумеется, всё сводится к паре гэгов о том, что, дескать, никто в здравом уме его не понимает, и иногда невозможно различить, что перед тобой — закрытый на ремонт туалет или арт-объект. Шутки неприлично бородатые, но они резонируют с мировоззрением целевой аудитории фильма и с моими собственными мыслями примерно десятилетней давности. Когда-то я тоже так думал, и, более того, я не мог думать иначе в принципе, поскольку слишком многое должно было сформировать у меня именно такое представление о современном искусстве. Изменилось всё, когда я попал в одну студенческую компанию, где были эрудированные люди с хорошим художественным образованием и достаточным терпением, чтобы заниматься моим перевоспитанием. Не то что бы я стал умнее или постиг истину, просто я сменил точку зрения и стал думать иначе. Но главное в этой истории не результат, не смена мировоззрения с «неправильного» на «правильное» (я вполне мог бы остаться при своих и прекрасно себя чувствовать), а то, что сама возможность что-то передумать, понять что-то новое, была результатом случайного стечения обстоятельств, возникшим вопреки всей нашей системе образования. Если бы я не столкнулся с нужными людьми, у меня бы просто не было почвы для возникновения иного мнения. И это большая проблема нашей педагогики. Но обо всём по порядку.

В школе за развитие чувства прекрасного отвечали уроки литературы и так называемой мировой художественной культуры (МХК), которые традиционно вёл кто-нибудь из преподавателей «серьёзных» предметов по совместительству, как правило, историчка или завуч. И если от «литры» откосить невозможно — вплоть до старших классов все покорно читают «классику», отличную, но непонятную для подростков взрослую литературу, написанную непривычным языком про каких-то людей, живших в почти инопланетных культурах, — то МХК всегда воспринималась как обуза, и потому даже сами преподаватели были не прочь заменить урок-другой на свой профильный предмет (отстаём по программе!) или просто раздать всем задания на подготовку рефератов (отрада троечников даже в доинтернетовую эпоху).

Сколько себя помню, искусство, согласно трактовке учебников МХК, начиналось с пещерных людей и заканчивалось (согласно трактовке учителя МХК) в лучшем случае на импрессионистах, а в худшем и вовсе в эпоху Возрождения на опостылевших черепашках-ниндзя. Начиная с Ван Гога и Моне, педагоги попадали на неприятную для них зыбкую почву, когда пытливые детские умы начинали интересоваться, а что в этой мазне такого?

И ведь правда мазня. Как ещё иначе можно воспринимать эти картины, когда с раннего детства в учебниках и по ТВ в качестве живописи демонстрируют «классические» произведения, выполненные в реалистической (или почти реалистической) манере, а любой рассказ о них начинается с того, что художник работал над их созданием с ____-го года по ____-й год. Сразу видно — искусство, раз так долго рисовалось. И на вопрос подрастающего поколения, почему это шедевр, взрослые дяди и тёти дежурно отвечают, дескать, посмотри, как красиво нарисовано, всё как взаправду! Ты так можешь? Нет? Вот и я не могу — и потому это шедевр.

Насколько я могу судить об окружающих, этот стереотип был привит очень, очень многим. Искусство — это когда выглядит «как взаправду» и технически «сложно» так нарисовать (у многих художников культ Шилова и Глазунова вызывает непроизвольное сокращение мимических мышц). Ценность произведения измеряется в нормо-часах. Казалось бы, всё просто и понятно. Но дети они такие — хитрые гадёныши, — и любой разговор об искусстве упирается в проблему «Чёрного квадрата». Неизменно звучит вопрос: «А почему «Чёрный квадрат» Малевича — шедевр?». И на нём большинство преподающих МХК историчек сыпятся как нерадивые студенты. Потому что внезапно оказывается, что не всё, выставленное в Третьяковке, можно свести к технике рисования и трудозатратам. 

К чему вся эта лирика, спросите вы. А к тому, что корень всех этих бед — и культурной ограниченности, и педагогического неумения её преодолеть, — кроется в таком гаденьком и свинском свойстве человеческой натуры как эгоизм. Мы не хотим признавать свою ограниченность, не хотим учиться новому — и не хотим учить тому, с чем не согласны. В общих чертах проблему эгоиста легко свести к двум основным моментам:

• Окукливание. Помните, как суперэгоцентрист в «Понедельнике» Стругацких едва не свернул всю реальность вокруг себя? Характерное свойство эгоиста — его концентрация на себе любимом: только его мнение значимо, только его вкус по-настоящему тонок, только он прав. Для эгоиста внешний мир вторичен, и, предполагая собственное совершенство (точнее, отрицая возможность собственного несовершенства), он тем самым лишается стимулов к развитию и, что хуже для окружающих, оказывается агрессивно невосприимчивым ко всему, не вписывающемуся в его представления о должном.
• Показная мизантропия. Именно показная: можно не любить людей, но, как нас учит история человеческой культуры, нужно их уважать. Именно в неуважении, игнорировании окружающих, пренебрежении их интересами и слабостями — и заключается вторая составляющая исследуемого нами свинства.

Эгоист-свинтус будет громить выставки, потому что они не совпадают с его представлением о прекрасном. Он будет строчить в интернете гневные пасквили на человека в не понравившейся рубашке. Он всегда за включение в уголовный кодекс новых составов — потому что все должны ходить строем и носить красивый серый цвет. Свинтусы в той или иной степени живут в каждом из нас.

И как это проявляется в настольных играх? Да очень просто.

Окукливание:

— Нет минек, как в это играть?

Сколько раз вы слышали подобное в клубе или своей игровой ячейке? Необязательно дословно, можете заменить слово «миньки» на «каунтеры» или «миплы», ничего не изменится. Человек приносит что-то новое, какую-то нетипичную для компании игру — и с порога выслушивает список претензий к оформлению, теме, жанру. Мы становимся чрезвычайно остроязыкими и прозорливыми критиками, когда речь идёт о чужих вкусах или играх. Но возможен и гораздо худший вариант: человек может уговорить таких эгоистов на партию в вожделенную игру. Тогда, если ему повезёт, её просто бросят недоигранной. Если же он родился под несчастливой звездой, тогда ему придётся пройти через все круги ада, начиная с садистского извращения процесса («Игра с переговорами на торговлю — отлично. Всё или ничего!»), ломания правил («А как сильно тут можно всех тормозить? Что значит «не имеет смысла»? Это мой хитрый план по... эээ... Хитрый план, короче») и вплоть до самого страшного кошмара — выслушивания обстоятельных мнений свинтусов-эгоистов по итогам партии. А это, кстати, отдельный пункт программы.

— Игра поломана! Х — имба, Y не может выиграть в принципе!

Предубеждение при первом взгляде на игру — это ещё не самое страшное. В конце концов даже самые упёртые минькофилы готовы смириться с существованием людей иной настольной ориентации. Гораздо хуже, когда у эгоиста складывается мнение — а мнение после первой партии имеют все, даже те, кто ещё вчера морщил лоб над кинь-двиньками, — это уже приговор, который выносится невзирая на ошибки, игру не по правилам и отсутствие хотя бы минимального опыта. После первой же партии с новичками мы судим о балансе (точнее, его отсутствии), геймдизайне и вариативности. Но и это ещё не предел: имеющий мнение зачастую не просто высказывает его, но и упорно стремится донести его до всех окружающих. Вы ведь тоже любите, когда «гуру» авторитетно просвещают новичков о тех или иных играх: это не бери, баланс башка попадёт, ты это бери! И так мы плавно переходим к следующему этапу настольного эгоизма — эгоизму активному, показному.

Показная мизантропия:

— Ну что ты делаешь? Зачем, ведь тогда Х сделает Y! Надо было вот так!

Мы изобретаем термины вроде «альфа-игрока», обсуждаем, как можно бороться на уровне механики с такими доброхотами, играющими и за себя, и за того парня, и даже всерьёз ругаем авторов, допускающих подобное при дизайне игры. Вспоминается Джером:

«В данном случае у меня были все признаки болезни печени (в этом нельзя было ошибиться), включая главный симптом: апатия и непреодолимое отвращение ко всякого рода труду».

Как меня мучил этот недуг — невозможно описать. Я страдал им с колыбели. С тех пор как я пошёл в школу, болезнь не отпускала меня почти ни на один день. Мои близкие не знали тогда, что у меня больная печень. Теперь медицина сделала большие успехи, но тогда всё это сваливали на лень.

— Как? Ты всё ещё валяешься в постели, ленивый чертёнок! Живо вставай да займись делом! — говорили мне, не догадываясь, конечно, что всё дело в печени.

И они не давали мне пилюль — они давали мне подзатыльники. И как это ни удивительно, подзатыльники часто меня вылечивали, во всяком случае — на время. Да что там говорить, один тогдашний подзатыльник сильнее действовал на мою печень и больше способствовал ускорению движений и незамедлительному выполнению всех дел, которые надлежало выполнить, чем целая коробка пилюль в настоящее время.

Видите ли, нередко простые домашние средства более радикальны, чем всякие дорогие лекарства».

А ведь проистекает всё от банального бескультурья и отсутствия эмпатии. И лечится проблема альфа-игрока дружеской затрещиной или разговором на кухне по душам. И не надо никаких россказней об «игре на победу» и желании обучить новичка. Если человек садится за партию с заведомо неопытным игроком, он уже согласился на риск. И если человек сам не просит объяснить ему что-то, то не надо изображать доброго дядю Макаренко и нести ему свет знаний насильно. Уважайте других игроков и их желание играть, так как игра заключается не в перемещении минек, а в принятии решений, пусть и неверных.

— Да нет тут ничего сложного, я сейчас всё покажу!

Чем настольщик отличается от сектанта? Сектант не дарит родственникам Библию на все праздники. Особая форма агрессивного эгоизма, направленного на окружающих, это стремление навязать свои вкусы всем, до кого пациент способен дотянуться. Нет ничего плохого в предоставлении неофитам возможности попробовать настольные игры — первая доза, разумеется, бесплатно. Но иногда настольщики переходят грань разумного, и жёны-родители-новички оказываются за столом, на котором перед их расширившимися от ужаса глазами разворачивается нечто монструозное — «Терра Мистика», «Ужас Аркхэма» или какая-нибудь Rex. Мы очень часто забываем, что перед тем, как начать получать удовольствие от ныряния за жемчугом, неплохо бы научиться плавать. А некоторые люди и вовсе не хотят учиться плавать, и их вполне устраивают прогулки по грудь в воде — причём устраивает это абсолютное большинство, что очевидно доказывается на любом пляже. Иногда нужно просто смириться, что не все получают кайф от закрывания врат в другой мир, а терраформинг с помощью лопат признают только на своих шести сотках. Иногда так бывает.

Какой вывод должен сделать истинный джентльмен? Как высокий рост не делает человека автоматически баскетболистом, так и знание правил и обладание коробкой с картоном не делает тебя игроком. Почему-то мы считаем, что с рождения разбираемся в политике и искусстве, и умение играть сродни умению дышать. Понаблюдайте за собой и окружающими, чтобы убедиться в обратном. Культуре вообще и культуре игры в частности нужно учиться. Уважайте людей.

P.S. Благодарю уважаемых товарищей за вызов и в свою очередь приглашаю на ринг Владимира-из-Латвии.