Недавно наткнулся на текст, написанный месяц назад неким Е. В. Милютиным. Однако новизна источника в данном случае - более, чем вторична. В общем, читайте сами, мне эти рассуждения показались интересными. И то, что тема касается не только настольных игр в частности, но игр в целом, на мой взгляд - только плюс. Далее - авторский текст с моей разбивкой на абзацы:

Когда игра заканчивается, что заканчивается?

 Что такое король или пешка, известно. Это игровые символы. Однако трудно понять, символы чего? Шахматные символы бывают только в шахматах, и там же остаются, когда «игра заканчивается»: какое-то тревожное сочетание слов.

 
Невозможно сказать, что заканчивается, пока мы не узнаем, что играется. В этом и состоит сложность понимания игр. Понятие «игра» определяется только через самое себя. Игра есть игра. По крайней мере, по-русски иначе сказать нельзя. И, насколько мне известно, английский, французский или испанский языки также не позволяют сказать об играх что-то отличное от того, что «это игры».

 
Получается, что люди не знают, в чем смысл игр, ведь смысл только и может быть передан через расширение «игра это…». Если принять во внимание большое значение игр, табуированная игровая зона в европейских языках должна показаться чем-то странным и даже пугающим. А ведь речь идет всего лишь об играх, не так ли? 

Шел ли римский пролетарий в Колизей, чтобы выяснить, сильнее ли галлы гиппопотамов? Или эффективна ли германская секира против жирафа? Казалось бы, практического интереса для горшечника или башмачника, или даже для римских правителей – консулов и сенаторов – такие зрелища не представляли. А некоторые выдающиеся представители римской культуры, например, Марк Катон Старший высмеивали и осуждали игры как проявление разврата и варварства. 

Однако когда игры долго не проводились, политическая ситуация в Риме обострялась, в беднейших слоях общества назревали бунтарские настроения, а сенаторы начинали строить заговоры против императора. Вот взять хотя бы наш футбол! Хотя… нет. Лучше не надо. 

 
Получается, что мы любим игры, переживаем за игроков, но языковое мышление нам запрещает сказать, что они такое – игры и игроки. Многочисленные попытки дать определение играм лишь подтверждают, что у игр нет общего определения. 

 Например, игра – это средство развлечения. Это верно в отношении некоторого количества игр. Но вряд ли средством развлечения являются военные штабные игры, в которые играют генералы и адмиралы. Политические игры также следует считать делом вполне серьезным.

Игра – это метод обучения. Опять же, это будет верно в отношении части игр, но точно не относится к сексуальным играм, в которые играют не только люди, но и многие животные.

Получается, что игра ни с чем в неигровом мире не соотносится. А почему, собственно?

Еще говорят: это тебе не игрушки! Может быть, игрушкам тоже запрещено попадать в неигровой мир? Оказывается, что не только игрушкам, но и игрокам! Есть немало предметов, которые можно использовать только как игрушки. Например, шахматы, кости, бирюльки, карточные колоды. В неигровом мире такие предметы не используются. С другой стороны, вместо шахматных фигур можно по необходимости использовать любые подходящие по размеру статуэтки и играть ими как шахматами.

Такое неравноправие в отношениях между игровыми мирами и неигровым культурным пространством не ограничивается предметами. Наряду с предметами, игровому миру разрешено заимствовать любые роли из неигрового мира. Но игрушечным ролям запрещено проявляться в жизни. 

Одно дело, когда девочка возьмет поносить мамины сапоги, но если дочь начнет всерьез относиться к отцу, как если бы она была взрослой женщиной, это может закончиться визитом к психиатру. Вы можете играть роль короля на карнавале, но если попытаетесь захватить власть после его окончания, это встретит сопротивление реальных властей.

Мало загадок? Еще одна: как быть с перевоплощением игроков? «Как будто» является существенным условием игр, даже если игроки играют самих себя. Игрок меняет одежду, надевает маску, или придумывает себе другое имя. Например, не Петя, Маша, Андрей и Оля, а «казаки» и «разбойники». О Норме Джин Бейкер рассказывают, что ради развлечения она могла сыграть на публике саму себя настолько убедительно, что ее поклонники спрашивали: «Как Вас зовут?» Но стоило ей изменить походку, улыбнуться, сделать один из ее знаменитых жестов, как тут же все понимали, что перед ними Мэрилин Монро. 

Если чего-то не знаешь, спроси у греков. Греческая культура предшествовала нашей, а наша культура покоится на греческом фундаменте. Судьба – это их и наша отправная точка.

Об этом предмете чаще всего рассуждают древнегреческие поэты, философы, политики и герои мифов. Одним из первоначальных имен судьбы у греков был термин «мойра». Считалось, что мойры постоянно прядут нить судьбы для каждого живого существа, включая людей и богов, и пока эта работа продолжается, у каждого есть какое-то место в жизни, но когда одна из мойр – Антропа решит, что пора обрезать спряденную нить, тогда и Судьба оборвется.

Что же делать, если человек недоволен своей Судьбой? – Играть! Греки считали, что в этом случае следует снять одежду или надеть маску – притвориться кем-то другим, не тем, для кого мойры сплели эту плохую Судьбу – и попытаться получить Судьбу лучшего качества.

У Гомера Ахилл смеет оспаривать свою судьбу, а Гектор не смеет. Ахилл говорит, что ему все равно, закончили мойры работу или нет. Он намерен поступать по своей воле. Гектор говорит, что если его судьба еще не полностью изготовлена, то его никто не убьет. Гектор – герой Трои. Троя стоит, есть, имеется, значит таково решение мойр. Троя соотносится с порядком Жизни. Поэтому Гектор и надеется на судьбу. Ахилл – захватчик, для него Троя возможный приз, потому он вступает в спор с судьбой и в поединок с Гектором.

Из этого примера видно, что Игра начинается, когда один из участников смеет спорить с Судьбой и претендует на лучшую долю, которая «могла ему принадлежать», – что тонко подмечено у Толкина. Колечко могло принадлежать Смеагорлу, ведь у него был день рожденья. Кольцо могло бы принадлежать и Саурону, ведь он выковал его сам, чтобы оспорить доли-судьбы других Колец. Те кольца – не игрушки, они – Судьбы мира. А Кольцо Всевластья было изначально создано как игрушка, целиком для Игры, для спора с Судьбой. Мы, даже не зная подробностей конкретного спора, на уровне культурной генетики всегда понимаем, что Игра противоположна Судьбе. Если в неигровом поле безраздельно возобладают игровые процессы, тогда Судьба закончится. Защитники Трои будут убиты, Кольцо достанется Саурону, или Фродо объявит его своим.

А потому, брось его в Огонь. Это ТЕБЕ не игрушка! Пусть уж лучше Игра закончится – книга не будет дописана, осаждающая армия дезертирует, герой Ахилл женится на маркитантке.

Или нет?